Комбат-батяня,ротный старший брат.
Был у нас командир второй танковой роты, гвардии капитан Рыков Николай
Иванович. Его уважал весь личный состав срочной службы гвардейского
мотострелкового полка. В офицерских же кругах, Рыкова шутя, называли – «Гудерианом».
Ростом он был не более ста шестидесяти сантиметров, нормального телосложения, как и большинство танкистов
Мне посчастливилось служить под началом этого капитана, и уже более сорока лет
часто вспоминаю его добрым словом.
Он к нам относился, как к своим младшим братьям, а мы старались не подводить
его: Соблюдали субординацию, и не переваливали грань между дисциплиной и
панибратством. Существовало негласное взаимомонимание и рота была отличной.
Доброта его пропадала, когда объявляли учебную тревогу. Тут уж он весь уходил в
армейскую дисциплину, и уложение в нормативы. Мы же зная его взведенный
характер в такие моменты, старались не попасть под «горячую руку» капитана. В
таких случаях мог прилететь пинок сбоку, или удар кулака по шлемофону. Остыв
после тревоги, Николай Иванович, виноватыми глазами смотрел на того, которому
достался «тумак» и спрашивал: «Почему не смог, то-то, то-то»?
У меня был многонациональный экипаж: механик водитель родом из Улан-Удэ, бурят
по национальности; заряжающий узбек, сам я «гуран». Скажу я вам, не легкое дело
по тревоге из ПТО забрать четыре тяжеленых аккумулятора, дотащить их до бокса,
и через десантный люк (под днищем танка) подавать по одному внутрь.
Клиренс – (расстояние от земли до днища танка) сорок сантиметров, и надо
ухитриться, чтоб электролит сверху на себя не пролить.
Лежу под днищем, подаю в люк по одному аккумулятору, заряжающий принимает и
передает механику. Тот в полной темноте, на ощупь соединяет клеммы, надо не
перепутать плюс с минусом, а время тревоги неумолимо бежит.
Слышу, как соседние машины уже заводятся одна за другой и начинают выходить из
бокса, реву в люк механику: «скоро ты там»? 3 соединяю, ответил он.
Вижу ноги ротного появились перед моим танком, и наклонившись офицер спрашивает у меня Скоро.
Я в свою очередь задаю этот вопрос в темноту открытого люка, и докладываю
капитану, что механик-водитель соединяет четвертый.
«Сука!»- взревел ротный, поглядывая на командирские часы.
Тут я понял, что сейчас тревога закончится, и мне лучше отлежаться под днищем,
чем первым принять удар на себя. Вскоре прозвучал отбой тревоги, и я притих под
днищем в ожидании другой «тревоги» от капитана.
Гляжу, механик вылез через свой люк-механика, и ротный, ухватив его за уши
шлемофона начал трепать. Тогда я, воспользовавшись этим моментом, быстро выбрался
позади танка, и переждал «грозу» за соседней машиной.
Полностью батальон количеством сорока
единиц выходит только по тревоге, а так машины стоят на консервации,
заправленные топливом и боеприпасами. Для вождений, или стрельб есть учебные
танки, они, как «рабочие лошадки» не знают отдыха.
Три роты поочередно на них отрабатывают нормативы по мастерству вождения и
огневой подготовки.
Однажды приехала комиссия высоких офицерских чинов из штаба Округа, для
проверки боеготовности нашего полка. На этих трех учебных танках наша рота
имитировала весь состав батальона, во взаимодействии с мотострелками. Пехота,
как и подобает «царице полей» развернулась цепью, и пошла под прикрытием танков
в «атаку». У нас в танковых пушках стоят вкладные 23-х миллиметровые стволы,
чтоб не портить дорогостоящие штатные снаряды. Ленты в пулеметах с боевыми
патронами, и пехота из автоматов по танкам стреляет боевыми, им интересно, как
пули с искрами отскакивают от брони.
Мой заряжающий-узбек закинул по приказу снаряд, электроспуск клацает, но
выстрела не происходит. Я непонимающе смотрю на заряжающего, тот пожимает
плечами. Пока шель-шевель, мишени - (танки противника) скрылись на горизонте.
По внутренней связи говорю заряжающему: «Давай пулемет!» отвечает - «Готово!».
Прозвучало несколько выстрелов, и наш пулемет замолчал. Если бы стоял ПКТ-
(Калашникова), то все было бы хорошо, а СГМТ- принципиальное оружие. Патрон
пошел наперекос, пуля вывалилась, и казенник с затворной рамой засорился
рассыпанным порохом. Так и прошел мой танк четырнадцать километров без «огня».
Я успокаивал себя, что со стороны, может быть, и не заметили, ведь кругом
свистят и летают трассирующие пули? Но, как оказалось, «не пронесло». После
остановки открыв люк, выскакиваю на башню танка и стою. Заряжающий мой уже
внизу, пристроился за гусеницей «по малой нужде». Вдруг откуда ни возьмись,
появляется ротный, выхватывает из кармана комбинезона заряжающего снарядик, и,
взмахнув им, опускает на шлемофон узбека. Тот испуганно, забыв про все,
бросается на убег вокруг машины, с распахнутой ширинкой. Я же стоя на башне,
соображаю, что офицер сейчас заскочит на танк и сбросит меня вниз, а лететь не
охота, поэтому решил спрыгнуть сам. И вот разъяренные глаза капитана смотрят
уже на мою переносицу, а разгневанно-шипящие слова срываются с его уст:-
«Почему пушка не стреляла»? «Не знаю,
товарищ капитан»!-отвечаю испуганно, и тут же получаю в челюсть легкий удар
кулака. «Почему пулемет молчал»? – снова спрашивает он. – «Не знаю, товарищ
капитан»! – опять отвечаю я, пожимая плечами, и тут же ощущаю второй удар от
ротного на своей челюсти.
До сих пор я не знаю, кто мог вытащить боек из клин-затвора пушки? Может быть,
кто-то из проверяющих штаба округа, а может быть и командир третьей роты, с
украинской фамилией, оканчивающейся на букву «О». Поскольку завидовал он, что в
нашей второй роте всё идет гладко? На ротного обиды я не держал, понимая его
состояние позора перед комиссией из штаба Округа. Тем более мы стояли в пустыне
Гоби, а войска потенциального противника находились в боевой готовности рядом,
за бугром.
Политзанятия дело нудное. Сидеть в ленинской комнате, и писать конспекты под
диктовку офицера, борясь с дремотой. Капитан Рыков объявил: «Надо двоим сходить
на артиллерийские склады, получить боеприпасы, а после обеда поедем на
стрельбы». Тут я, конечно, прикинул, что лучше прогуляться, чем сидеть и водить
по тетрадке ручкой, и вызвался добровольцем, прихватив с собой друга Кольку.
Мы с ним были не разлучными друзьями, и ротный часто путал нас, называя меня по
фамилии Кольки. Пришли мы с ним на арт. Склады, но начальника не оказалось на
месте, и неизвестно, когда появится? И, снова прикинув, что стрельбы у нас
после обеда, время есть в запасе, предложил Коляну наведаться на танкодром, где
живут два солдата из нашей роты, отапливая учебные классы. Мол, картошки
пожарим, пожрем, и на арт. склады успеем. Да и расстояние-то всего с километр,
почти рядом. Но не успели мы дожарить картошку, как послышался звук
приближающегося автомобиля.
Я как глянул в окошко, сразу мороз пробежал по коже. Вижу, стоит ЗИЛ-131 с
брезентовым тентом, а от него бежит в полуподвал кочегарки наш капитан.
«Колька, ротный»! – только успел крикнуть я, как моего друга, словно ветром
сдуло. Он забился, за угол котла под нары, и «припух». Мне-то же нельзя
прятаться, надо докладывать командиру, и ринулся я вперед, «грозе» навстречу.
«Где боеприпасы»? – взревел офицер. Я только начал оправдываться, что нет
начальника складов, как тут же получил скользящий удар по скуле, и грозную
команду:
«Вперед! Чтоб через пять минут был на полигоне с боеприпасами. Буду бампером
толкать тебя до арт. складов»- ревел он, усаживаясь в кабину ЗИЛа. Бегу я в
сторону складов весь мокрый от пота. В зимнем комбинезоне, теплом шлемофоне, в
валенках портянки сбились в комок, но переобуваться некогда, сзади слышится рев
мотора.Слышу звук двигателя удаляется тогда только решил оглянуться назад.
Вижу, что мой Колян бежит, улыбка «до ушей
и давай мы с ним вместе хохотать над тем, что картошку для кочегаров
пожарили. Получили боеприпасы, подошел ЗИЛ, и через пять минут были на
полигоне. Но, учитывая опыт из прошлого, не тороплюсь покидать кузов
автомобиля, чтоб снова не «наткнуться» на кулак ротного. Наконец он сам подошел
к машине, и я начал снова оправдываться, что виноват зав арт. складом. Он с
улыбкой махнул рукой, и примирительно проговорил: «Ладно, слезай, чего уж там»!
Сейчас мы с Колей так и живем, как родные
братья, а когда удается встретиться, то до самого утра вспоминаем
армейку, ротного, и смеемся. Капитан Рыков и на дембель нас провожал, как
настоящий мужик. Он собрал наши дембельские альбомы с фотографиями, чтоб не
«конфисковали», ведь досматривали дважды, а потом их вернул нам. А командир
третьей роты, с плаца отправил на гауптвахту четверых своих подчиненных, за то,
что шинели не по уставу, «коротко обрезаны». Парни шли, а слезы катились из их глаз. Ведь душа-то у них была почти дома.
Когда по телевидению транслировался «Танковый биатлон», я, не отрываясь, следил
за ним. Был несказанно обрадован, когда из Борзинской бригады танкисты заняли
первое место. Ведь наш гвардейский полк из МНР перевели в Борзю, и на его базе
развернули бригаду. Значит, из моего батальона пацаны соревновались.
А может быть и танкисты из второй роты, в которой я оставил частицу своей жизни.
Рассказ выложил с разрешения автора,моего однополчанина, Виктора Чащина-Рощина. Танковый батальон 272 гв.МСП,командир танка,1972-1974 год.