40 лет как случайно уехал служить в в СА и пробило че-то на словоблудие.
Случайно, потому что на областном призывном пункте, куда привезли с партией пацанов с нашего районного городишки для окончательного решения комиссии о негодности по здоровью, мое дело отложили до утра. Ну а поскольку вечером никого уже не отпускали с территории, накосорезались мы с моим дружком так, что очухался я уже в самолете на сл. день среди новобранцев с области, летящими хрен знает куда. Попытавшись побухтеть, типа мне домой надо и не получив вразумительных ответов, на промежуточной посадке то ли в Иркутске, то ли еще на каком то аэродроме, подошедшему к нашей толпе технику обменял свою куртку "типа пилот" на драный плащ и бутылку спирта. Следующие проблески в памяти были связаны с переодеванием в форму в бане в Улан-Уде, где с одной стороны был вход с раздевалкой и оставленными навсегда и безвозвратно вещами с гражданки, а выход с другой, где одевались в солдатское. По настоящему протрезвел уже в поезде на долгой стоянке в пограничном с Монголией городке Наушки, когда в составе напротив, направляющиеся в Союз дембеля орали нам с нехорошими жестами у горла: "Вешайтесь, гусьва". В силу защитных свойств молодого покуизма и характера "приспособленца", скорешившись с таким же по духу Лехой, кмс по боксу, тяготы первых дней и недель армии в уныние не ввели. А состояние длящегося Цугцванг, когда из двух зол выбираешь меньшее, добавляло смекалки и опыта выживания. После "карантина" (курса молодого бойца) предстояло проходить службу в бригадной типографии, куда прапор "купил" нас с Лехой. Меня за профильное, полиграфическое образование, а Леху, которого я в момент собеседования с прапором порекомендовал как грамотного печатника, за опыт (грузчика в городской типографии).
Перед присягой и распределением по частям, нам высравшим давно домашние пирожки, дали небольшую часть "наркома", которая моментально была конвертирована в ближайшем чипке в просроченную лет на 10 сгущенку, одним глотком через две дырки употребленную. То ли сгущенка, то ли вода, которой ее запивали, привели на утро меня в числе многих на койку госпиталя, где трудотерапией очень быстро поставили на ноги и отправили обратно. Но карантин был расформирован и лейтюха с трассы "украл" меня, не обращая внимания на мои возражения как "типографа". Строительство железной дороги в "черной роте" за три месяца на трассе научили меня многому, но посеяли сомнение в интернационализме. Чудом удавшийся звонок прапору, по признанием которого лейтюха с трассы его убедил о моем желании махать ломом вместо печатания газеты, вырвал меня из ада по сравнению с дальнейшей службой в типографии.