Почему-то до сих пор ничего о лошадях у нас тут не было, даже странно... И вот хороший повод начать: очень любопытный текст, хотя и источник на любителя
Кони, кентавры, наездникиСто лет назад Александр Блок, описывая жестоких варваров с раскосыми глазами, писал:
Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы,
И усмирять рабынь строптивых...
В стихотворении этом много всякого наворочено, но я цитирую строфу, где речь идёт о конях. Блоковские персонажи хрустят тяжёлыми крестцами коней для устрашения. Такой лирический образ. Но есть и другие образы коня, менее лирические. Со мной в студии – монгольский художник Дэн Барсболдт*, и говорить мы будем о конях, лошадях, жеребцах и об отношении к этим животным в Монголии.
– Дэн, мой первый конь в жизни — это детская лошадь-качалка. Если я не ошибаюсь, она была деревянная, светло-серой масти. Помните ли вы своего первого коня или лошадь? Это была игрушка или это был настоящий живой конь?Дэн Барсболдт:
– Я в пять-шесть лет стал выковыривать из окна замазку, пластилин, которым мама замазывала окна на зиму, я из них лепил разных животных, в том числе и лошадей, естественно. Надо сказать, что для монгола лошадь — это как, наверное, для любого горожанина всего мира голуби, воробьи. Я помню, что по нашей главной площади бродили кони, верблюды, козы, овцы. Мы ловили этих коз и на них катались. В пригородных районах выпускали скот в ночное. То есть эти бедные козы, овцы вместо того, чтобы ужинать, должны были в качестве коней нас таскать. Мы их до изнеможения доводили. В Монголии к коню отношение очень трепетное, сдержанное. Кстати, к детям такое же отношение: сдержанное. Я научился ездить верхом на лошади довольно поздно, мне было лет 9. До этого я лошадей очень любил, с детства. Я помню, мне было лет пять-шесть, отец нам с братом перед сном читал Сетон-Томпсона, я очень часто вспоминаю до сих пор его рассказ«Мустанг-иноходец». Уже в молодости, когда учился в Ленинграде, был в БДТ, смотрел «Историю лошади» про Холстомера, играл его Лебедев, и это меня тоже очень поразило. До сих иногда вспоминаю Холстомера, вспоминаю «Жерминаль» Эмиля Золя, там несчастная лошадь, которая в шахте что-то крутила, видимо, для поднятия горняков вверх, лифт был такой, потом она погибает.
– Дэн, вы цитируете западную литературу. Мои первые литературные лошади — это все-таки сказки, русские сказки: «Сивка-Бурка», волшебный «Конек-Горбунок». Есть ли монгольские сказки или фольклор о лошадях и конях?– Все богатыри, как правило, на конях, конь всегда играет какую-то очень важную роль.
В Монголии ведь холодно, у нас практически 9 месяцев очень холодно и морозно, поэтому монгольская лошадь внешне довольно неказистая. Она очень выносливая, очень неприхотливая. Тем не менее, у нас скачки бывают и на скачках кони, быстрые кони, они даже по экстерьеру совсем другие, они больше похожи, я бы сказал, на хищников, на волков, худые, поджарые. У монгольских лошадей обычно довольно большое пузо, короткие ноги, а монгольские кони для скачек, их специально выводят, выращивают, работают над их мускулатурой, уменьшают желудок путем диет и постоянных тренировок. Поэтому монгольский конь, который участвует в скачках, он абсолютно другой по виду, по экстерьеру.
– Вы уже сравнили коней с козами. Когда вы впервые попробовали конское молоко, может быть даже конину?– Конину у нас обычно едят зимой, так, без пафоса. Она считается очень калорийной, очень чистой. Считается, что у коз и коней меньше болезней. Вкус очень странный, специфический, я бы не сказал, что его можно каждый день есть, но в виде деликатеса можно. Я люблю. Кобылье молоко вообще не пьют, его сбраживают, из него делают то, что по-тюркски называется кумыс, по-монгольски айран. Это делается обычно летом, с конца июня, потому что сначала нужно, чтобы жеребята наелись, напились, которые родились весной, потом часть этого молока кобыльего забирают, и из него делают то, что называется во всём мире кумыс, это тюркское слово. Кумыс – слабоалкогольный напиток. Говорят, что он очень полезен для костей, для всего, против туберкулеза. Есть даже специальные больницы или курорты, где пьют кумыс. Им можно упиться, можно до потери сознания упиться. Очень коварный, как и весь восток глазами европейца, очень коварный напиток. Пьешь, а потом не помнишь. Обычно пьют литрами, как чехи пьют пиво, например. Я могу два-три литра выпить.
– А чем закусывают кумыс?– Обычно не закусывают, настолько он калорийный. Почему летом, например, монголы никогда не воевали? Потому что скот должен нагуливать жир, надо заниматься хозяйством, надо искать пастбища.
– Мне кажется, что эмблема пустыни — это верблюд, а эмблема, например, тундры — собачьи упряжки и олени. Можно ли сказать, что эмблема степи — лошадь?– Да, наверное. Потому что верблюд все-таки пустынное животное, полупустынное. Хотя Монголия очень разная. Люди, которые не знают Монголии, думают, что степь да степь кругом безбрежная, какие-то верблюды стоят. Верблюдов не так много, 250, может быть 300 тысяч голов во всей Монголии, но это все равно считается в мире большим стадом. То есть, когда вы едете по монгольской степи, которая пересекается реками, горами, холмами, опять степи, то конь — это абсолютно неотъемлемая часть монгольского пейзажа, без коня даже странно бывает. Правда, иногда, когда едешь в Гоби, видишь куланов диких, их называют то ли дикими ослами…это дикие какие-то родственники коней, лошадей. Их даже не приручают, видимо, они не приручаемы, как и лошадь Пржевальского.
– В Монголии знают лошадь Пржевальского?
– Сейчас благодаря чехам и голландцам, которые практически из нескольких голов вырастили очень большой табун. Они время от времени привозят на самолетах этих лошадей Пржевальского, которые родились и выросли в неволе в Европе, их отпускают в Монголии. У нас есть несколько мест заповедных, где есть табуны лошадей Пржевальского. Они очень хорошо приспособились, они себя там чувствуют хозяевами, довольно наглые, вредные животные, между нами говоря. Их практически невозможно приручить.
– То есть в Монголии известно имя Пржевальский?– Да, конечно. Городские люди знают, что это связано с именем русского исследователя Центральной Азии, через русский язык пришло, поэтому воспринимается без критики.
– Европейцы придумали сотни имен и кличек лошадям, причем это самые разнообразные имена, как правило, комплиментарные. Есть ли какие-то особые имена у монгольских лошадей?– Как ни странно, монголы не дают коням кличек. Вообще у монголов считается, что имена имеют только люди. Поэтому они могут делить на каурый, гнедой, буланый. Кстати, русское слово «буланый» – это от тюркского слова «лось». Потому что буланый похож по цвету темно-коричневому на лося. Называют «быстрый, как ветер», какие-то эпитеты есть. Знают коня обычно по хозяину. В последние годы после развала империи, когда скот отдали обратно простому народу, до этого у нас были госхозы, ничего такого, чтобы развивать породы не делали, интерес вернулся.То же самое, кстати, было с собаками, все собаки были какие-то полудворняжки, полуублюдки, примерно то же самое было с конями. Потом, с 1990-го года пастухи стали хозяевами своей земли, своего скота, и скот разросся до 60-70 миллионов голов, вместе с тем люди стали заниматься конями, не только, конечно, и коровами, и верблюдами, и козами, но стали заниматься конями, потому что это стало очень престижным, дорогим. Потому что хороший скакун, который побеждает на монгольских провинциальных или национальных скачках, он стоит очень дорого. 200-250 тысяч долларов, и никто в обморок не упадет от этих цифр. То есть это дороже, чем очень хорошая машина. И это предмет гордости бизнесменов и некоторой части бюрократии, которые вдруг стали очень большими лошадниками. Везде в газетах, телевидение, кино, всё об этом. Еще с прошлых времен у нас остались оды и восхваления лошадям. Когда конь побеждает на скачках, ему поют, прямо державинские оды, все сравнения — глаза такие, ноги такие, как ветер, как горы.
– Вы говорите, что богатые монголы, может быть, их можно назвать «новые монголы», полюбили лошадей. А ваши колени, ваши ягодицы знакомы с лошадиным крупом?– В 9 лет меня как-то родители послали в степь в гости к нашему очень хорошему знакомому, он был пожилой человек, я там провел месяц. В первый день, когда мы приехали, он меня посадил на смирную кобылку, и мы отмахали километров 20. Ему надо было по делам, заодно по дороге мне объяснял, рассказывал, как надо сидеть в седле, держать узду, все объяснял, связанное с конями. И вот этот месяц для меня был бесценный. Правда, я первые два-три дня ходил с трудом, у меня ноги были, внутренняя часть ног, ягодицы были фиолетового цвета, как будто меня долго пороли. Но тут же появляется гордость, ты не можешь этого показать. Потом я постепенно привык. Эта любовь к верховой езде у меня осталась до сих пор. Вы даже не можете представить себе, что такое сесть на коня в степи, на хорошего коня и поскакать.
– Но я могу предположить, что ваш любимый цвет – фиолетовый.– Говорят, что фиолетовый — это цвет разлуки, кажется. Тем не менее, в прошлом году я ездил к нашим друзьям, у них очень большое хозяйство, в том числе очень много лошадей. Причем эти лошади европейские, высокие, и седла английские. Встал утром, походил, днем перед обедом хлопнул полстакашка односолодового, вскочил на коня и часа на два исчезаешь, причем едешь в горы, такие сопки с деревьями, между деревьев, потом вниз скачешь по проселочной дороге, среди полей, нив. Чувство, которое потом держит тебя в тонусе год, эти воспоминания, эти ощущения даже. Сейчас с нетерпением жду лета, чтобы поехать в Монголию, дома какое-то время понаслаждаться. Причем не надо ни с кем соревноваться, просто сел на коня и исчез.
– Дэн, вы художник, вы скульптор, почему скульпторы и художники, причем разных эпох и разных культур, так любили и любят изображать лошадей, лепить лошадей? Чем отличаются эти лошади разных культур?– В Древнем Египте лошади появились только где-то в середине Древнего царства. Лошади были привезены из Месопотамии, с тех пор они у них есть. Потом это все перешло к грекам, римлянам, если вы помните, все эти Пегасы. Конь был намного сильнее, чем человек, его некоторые органы похожи на человеческие, например, мышцы. Я вам расскажу интересный случай: когда я учился в институте Репина, там была одна девушка, она лепила лошадей, очень красивых коней из пластилина, из глины. Я, получается, степной человек, друг степей калмык, она мне иногда показывала работы, стилизованные, очень красивые, европейского типа лошади. Я ей сказал по молодости: дура, тебе мужика надо завести. Она так обиделась. Это не только Зигмунд Фрейд объяснял, не знаю, прав он или нет, но конь — это скрытая сексуальность именно для женщин. Она обиделась. Через полгода она мне говорит: «Дэн, ты знаешь, ты был прав». Я говорю: «Что, нашла мужика?». Она говорит: «Да». Я говорю: «Ну вот, видишь. То-то я смотрю, ты лошадей перестала лепить».
– Поэтому мужчин иногда называют жеребцами.– Да, естественно. По крайней мере, в России называют и козлами тоже. Но, правда, любой козел, наверное, раньше был жеребцом. Конь всегда был выражением, продолжением мужчины. И я так думаю, что, наверное, многие мужчины иногда с завистью поглядывали на коня, на хорошего жеребца.
Тема: О монгольской лошади -- Монгол адуу (Прочитано 1875 раз)