В середине восьмидесятых в совершенно глухих местах на границе китайской Гоби с монгольским Алтаем нашли золото. В огромном, больше пятисот тонн металла, месторождении.
Золото было не россыпным, которое можно мыть лотками и бутарами, а коренным: растворенным в гигантском гранитном массиве.Массив торчал из склона пологого южноалтайского хребта, как врезавшийся в землю бумеранг бога и уходил в землю глубже, чем доставали буровые станки.
В каждой тонне этой монолитной массы было размазано по десять грамм золота. Геологическая партия, отыскавшая месторождение, состояла из людей двух видов. Пятеро ведущих геологов, управлявшихся с полевой геохимической лабораторией и размечавших сетку скважин, приехали на Алтай из Советского Союза. Остальные десять имели гражданство Монголии, однако монголами по крови они не были, а были казахами и родители их жили на самом западе страны, на границе с СССР.
Монголы-скотоводы их не любили и однажды чуть не убили одного из лаборантов, возвращавшегося из Цецега на уазике. Собственно, и убили бы, если б руководитель партии не выехал встречать его и не открыл огонь из "Стечкина", не тратя времени на пустые разговоры. Девятимиллиметровые пули оказались прекрасным средством для спасения жизни.
Власти аймака (административно-территориальная единица, область) построили на каменистом плато рядом с гранитным кряжем маленький поселок из пяти домиков, лабораторно-административного здания и нескольких бытовок. Геологи оборудовали помещения всем необходимым для разведки и анализа руд.
Руководитель партии, поклявшись кому-то в чем-то в Чите, получил в свое распоряжение систему спутникового приема, которая обосновалась в глухом кунге с шаром защитного кожуха и позволяла смотреть и слушать практически весь мир - если, конечно, знать координаты соответствующих спутников. Партия разбурила, оценила и описала месторождение. Кроме золота, гранит содержал массу серебра и меди, утраивавших его стоимость, а в окружающих породах попадались богатые касситеритовые и колчедановые жилы.
Гора покрылась многочисленными скважинами, в полевой лаборатории скопились несколько десятков тонн керна и поверхностных образцов. Почитав предварительный отчет, написанный руководителем партии на машинке под копирку, вполне можно было повредиться умом от радужных перспектив. На все это ушло пять лет. Каждый год руководитель партии с замом и ящиками бумаг и образцов улетали в Улан-Батор, зам и ящики оставались там, а руководитель и бумаги ехали в Москву. Каждый раз он возвращался из Москвы все более мрачным.
Наконец, в конце 92 года, он приехал и приказал сворачивать работы. По причине ликвидации самой их экспедиции. Больше никому в Москве она была не нужна. Золота тем, кто оказался у кормушки, хватало и в пределах России, да что там - в государственном золотовалютном фонде. Геологи собрали свои пожитки и задумались над тем, что делать с поселком и оборудованием. С одной стороны, судя по видимым в телевизоре событиям на родине, оборудование это, да и само золото вряд ли кому-то в обозримой перспективе могло потребоваться.
С другой - взять пример с лучших из новорожденных отечественных бизнесменов и продать станки, лабораторию и спутниковую систему китайцам через границу, напоив монгольских пограничников китайской же водкой, душа как-то не поворачивалась. Это было бы слишком просто, а люди, искавшие в глухих пустынях уран, вольфрам и золото, таких простых решений избегали.Руководитель партии придумал план.
Он приказал поставить все системы поселка на консервацию. Договорился с сомонным (районным) главой о создании местного предприятия. Передал на его баланс все имущество экспедиции и один комплект документации по месторождению. Подписал приказ о назначении старшего и наиболее опытного казаха-геолога его директором. И приказал ему дождаться возвращения руководства, сохраняя доверенное в целости и строгой тайне. Месторождение превратилось в отдельную самостоятельную структуру и управляли ею люди, умеющие подчиняться приказам и выполнять их невзирая на обстоятельства. Русские уехали, а казахи остались жить у подножия золотого кряжа.
Поскольку экспедиция перестала платить им зарплату, они стали зарабатывать на жизнь ремонтом техники и помирились с монголами, ни черта не понимающими в двигателях. Потом четверо самых молодых казахов отправились домой на Алтай и вернулись с женами и детьми. Полученный приказ запрещал использовать имущество поселка, так что жили они в юртах. Технической работы на всех не хватало, поэтому младшие стали разводить купленных у монголов овец и окончательно перестали отличаться от местного населения.
По всей видимости, их фирмочка представляла собой единственное в мире геологоразведочное предприятие, укомплектованное оборудованием, высококвалифицированным персоналом - и занятое преимущественно заготовкой бараньих шкур и починкой грузовиков.И каждый день они объезжали патрулем территорию месторождения, от центральной площадки поселка и до последней скважины.
Кенжегази, старший геолог, ставший директором, очень боялся, что с поселком что-то случится - сгорит от удара молнии, например - и материалы отчетов погибнут. За оборудование он не боялся - завезли один раз, завезут и еще - но он отвечал за информацию стоимостью в миллиарды долларов, записанную на уязвимой бумаге.
Если бы это было возможно, он высек бы текст отчетов и карты на самом гранитном теле пласта, но такой возможности у него, во-первых, не было а, во-вторых, это не решило бы проблемы секретности. Поэтому он составил второй комплект карт территории и тщательно наносил на него все изменения - от унесенной ветром скважинной вешки до нового русла ручья, проходящего между проекциями рудных тел.
Съездил в аймачный центр, дешево продал китайцу-перекупщику найденный в кварцевом керне золотой самородок и вместо подержанного джипа купил чудовищно дорогой ксерокс и китайский бензиновый генератор. Привез все это домой, поставил в юрте, три месяца копировал документы, печатал на машинке описи и получил в итоге дублирующий набор материалов. Убрал толстенные папки в ящик и надежно спрятал.
Это был сущий идиотизм, но так ему было спокойнее. Кенжегази понятия не имел, что русского руководителя партии и его заместителя случайно убили в Новосибирске местные бандиты, с которыми те повздорили в ресторане, гуляя по поводу возвращения на родину. Контейнеры с отчетами геологоразведки и образцами породы простояли три года в тупике читинской железной дороги, пока их не опростали для перевозки каких-то вещей.
Документы с грифом "СС" пошли на свалку, а сверху их засыпали куски гранита, нашпигованного золотом. Полной информацией о месторождении не обладал больше никто, а разрозненную еще следовало отыскать по институтам, систематизировать, и в России 95 года заниматься этим никто не собирался. Потом пришли ниндзя. Они двигались по касситеритовым жилам, молотками выбивая самые богатые места и отвозя собранное на двух старых грузовиках китайцам.
Олово упоминалось в отчетах и Кенжегази считал богатые оловянные руды перспективными для разработки с территории России. С его точки зрения, жилы были такой же собственностью предприятия, как кунг с антенной, ящик с копиями отчетов и дизельный генератор. Кроме того, он не любил китайцев по причинам личного характера, а ниндзя тесно сотрудничали с ними. Казахи встретили ниндзя в степи, положили лицом в пыль и объяснили, что дальше идти нельзя.
Потому что дальше олово станет очень дорогим. Неприемлемо дорогим. Ниндзя ушли. И вернулись через неделю. С ружьями. И их было почти два десятка. Кенжегази, выплюнув передние зубы, согласился, что олово все же не очень-то дорогое. Потом он угнал уазик и поехал к пограничникам. Ехать было недалеко, вернулся он гораздо быстрее и тоже не один. Одного ниндзя подстрелили, остальные простояли в глубокой тесной яме двое суток.
Потом их забрали милиционеры и пообещали расстрелять за шпионаж в приграничной зоне. Ниндзя отдали все заработанные у китайцев деньги, один из грузовиков, уехали и больше уже не возвращались. Кенжегази дешево вставил в райцентре новые зубы и ужасал скотоводов полированной нержавеющей ухмылкой.