Петр и Алексей Колесниковы .
Поездка в Монголию по местам службы .п/п 25990
Заключение
Пять дней нашего присутствия в Монголии пролетели, как один. Возвращение в молодость состоялось, воспоминания и эмоции переполняли нас, в памяти восстановились все два года прежнего здесь пребывания. Но вот мы снова на вокзале Улан-Батора – наш поезд уже у перрона. Подошли к вагону – и из него спустилась монгольская проводница. Значит, мы поедем домой с монгольскими проводниками в монгольском вагоне! Значит, монгольская земля не хочет с нами прощаться, и мы обязательно приедем сюда снова!
[ Гостям не разрешен просмотр вложений ]
Устроившись в купе, вышли на перрон купить продукты в дорогу. Особенно хотелось запастись монгольским печением, его вкус напоминал нам о солдатских чаепитиях. В советский период на уланбаторском вокзале всегда можно было встретить наших солдат и офицеров и, конечно же, воинские патрули, из которых мы больше всего боялись комендантского. Офицер и сержанты с красными повязками на руках строго следили за поведением военнослужащих в чужой стране. Нам часто приходилось ездить по Монголии и при возможности старались садиться в поезд на станции Амгалан, она была ближе к нашему гарнизону и патрули там были свои – солдаты из амгалановских частей. Но весной и осенью привокзальная площадь главного вокзала Монголии превращалась в сборный солдатский пункт. Здесь шло распределение новобранцев, прибывших эшелонами из Союза, по воинским частям и гарнизонам. И здесь уж всё зависело от того, куда вывезет солдатское счастье.
Наш воинский эшелон прибыл в конце ноября 1975 года в Улан-Батор перед самым обедом. Вагон, в котором мы ехали, остановился с правой стороны от вокзала по ходу движения. Прямо напротив окон устанавливала бордюры перрона группа наших солдат. У них был не очень парадный вид, их телогрейки были в земле и цементе. Увидев наш эшелон, молодой солдат-стройбатовец бросил свою лопату и нечеловеческим голосом закричал: «Духи, духи, приехали!». Кому он кричал, и почему – нам было непонятно. Но мы сразу поняли, что «приехали…».
По всем вагонам разнеслась команда: «На выход». Но наш вагон стал разгружаться последним. Сопровождавшие прапорщик и сержанты продали по дороге большую часть одеял и матрасов из нашего вагона монголам, и проводники задержали выгрузку. Но армия не может ждать своих солдат из-за каких-то одеял, и вот, сметая проводников, мы уже бежим по привокзальной площади, на которой началось спешное распределение новобранцев по частям. Мимо нас прошёл сержант с петлицами связиста, который выкрикивал: «Художники есть?». Мы поняли – это наш шанс! Рисовать мы с братом не умели совсем, но наше внимание привлекли именно петлицы сержанта-связиста. Мы подбежали к нему и сказали, что рисуем не хуже братьев Васнецовых, а ещё можем писать плакаты и транспаранты. Он спросил про образование, мы ответили, что среднее, но нас призвали из института. «С какого курса?» – строго, спросил сержант. «С третьего», – соврали мы. В наше время из институтов в армию не призывали, но были «ленинские наборы», когда райкомы комсомола направляли в армию тех, кто шёл на отчисление за неуспеваемость. Сержант молча отошёл, но мы уже не теряли его из вида и всем остальным «покупателям» говорили, что нам приказали стоять и ждать офицера. К нашему счастью сержант вернулся за нами. Так мы стали связистами! Ребята, которые ехали с нами в эшелоне, почти все попали в 31-ю военно-строительную бригаду. В машине, на которой мы добирались в часть, кроме нас «художников», были «киномеханики» ни разу не видевшие киноустановки, «сапожники», одевшие сапоги первый раз в жизни в армии, «плотники», не отличавшие стамеску от киянки, в общем, будущая элита хозвзвода нашего батальона. По прибытию в часть мы смешались со всеми новобранцами, и к удивлению о наших художественных способностях за всё время службы никто и никогда не вспоминал. Возле одного из магазинчиков, услышав наш русско-монгольский разговор с продавцом, к нам подошёл монгол средних лет, поздоровался и предложил помощь переводчика. Мы спросили, где тот изучал русский язык. Он ответил, что учился в Иркутске. Разговорились. Сначала монгол спросил о цели нашего приезда в Улан-Батор, но потом засмеялся и сказал, что по нашему внешнему виду можно легко понять, что мы служили в Монголии. Было видно, что он рад пообщаться с русскими. До отхода поезда оставалось двадцать минут, и мы рассказали нашему новому знакомому о том, какое впечатление произвела на нас современная Монголия. В ответ он заметил, что настоящая Монголия, которую мы помним, осталась только в провинции. Улан-Батор и другие города – это уже не Монголия. Его мнение о советском присутствии в его стране нам было понятно, и мы спросили, как на бытовом уровне складываются отношения наших бывших союзников с нашим бывшим вероятным противником теперь. Собеседник задумался. Даже стало неловко, что мы задаём несколько провокационный вопрос. А задуматься нашему собеседнику и, правда, было о чём. Вот только общеизвестные факты: по населению Китай в пятьсот раз превосходит Монголию, во Внутренней Монголии, являющейся частью Поднебесной, проживает почти в два раза больше монголов, чем в самой Монголии. Но при этом во Внутренней Монголии сами монголы составляют только пятую часть населения, всего в этой китайской автономии, граничащей с Россией, проживает около двадцати четырёх миллионов человек. Войны, в которых китайцы и монголы были по разные стороны боевых действий, перечислить не сможет даже умудрённый историк. Огромные незаселённые территории и неисчислимые природные богатства монгольской земли всегда влекли взоры южного соседа. Активно селиться в Монголии китайские торговцы и ремесленники начали с начала XIX века. По результатам последней переписи сегодня в Монголии живёт около восьми тысяч китайцев, то есть почти половина всех иностранных граждан, зарегистрированных в этой стране. В настоящее время китайцы могут приехать в Монголию, имея оформленную визу, но нелегальная рабочая миграция серьёзно беспокоит правительство и простых граждан Монголии.
А наш собеседник, подумав, ответил, что в среде монгольской молодёжи набирает популярность движение «Монголия – для монголов», выступающее за контроль над деятельностью китайцев и корейцев в Монголии, ради сохранения монгольской идентичности. Их пугает история маньчжуров, эта тунгусо-манчжурская народность ещё семьдесят лет назад имела свою государственность, а сейчас, практически утеряв свой язык и письменность, растворилась среди китайцев. А потом, улыбнувшись, сказал: «Вы люди военные и помните, что на Халхин-Голе монгольские солдаты самоотверженно отбили первые атаки японцев, а потом им на помощь подошли дивизии РККА». Мы ответили, что в российско-монгольской истории было много случаев, когда наши народы приходили друг другу на выручку. Достаточно вспомнить гуманитарную помощь, оказанную Россией монгольскому народу в аномально холодную зиму 2010 года или совместную борьбу с эпидемией ящура у животных на севере Монголии в 2011 году.
Купив продукты и попрощавшись с нашим новым знакомым, мы снова сели в поезд. Вагон качнулся, и Улан-Батор стал удаляться от нас. Последним знакомым объектом за окном была большая антенна станции космической связи «Орбита», её строил наш батальон. Всего в Монголии было построено две такие станции, в Улан-Баторе и Сайшанде. Фотография уланбаторской «Орбиты» висела у нас на стенде в ленинской комнате, и мы гордились, что наши сослуживцы строили этот объект космической связи.
Но вот наши волнения от прощания с Улан-Батором прошли, подошло время обеда, и мы с братом отправились в вагон-ресторан. Наверно, это нужно испытать: ты сидишь за столиком в ресторане, а за окном плывут, сменяют друг друга милые сердцу монгольские пейзажи! И к тебе вдруг возвращается дембельское настроение. Так мы мечтали ехать домой из Монголии, сидя в ресторане! Наверно, и, правда, если очень захотеть, мечты обязательно сбываются, пусть даже по прошествии многих лет.
…Но неожиданно в голову почему-то начинают приходить разные мысли. И вот ты уже не можешь их отогнать и спрашиваешь у себя: что изменила в нас Монголия? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно сначала понять, а что она могла изменить в нас?
Ведь нам тогда было по восемнадцать, а большинству наших отцов-командиров – лейтенантам – чуть более двадцати лет. У многих до Монголии была только школа. В лучшем случае ПТУ. Значит, она скорее не изменила, а сформировала нас.
Моё первое чувство на разводе в родной второй роте было таким: какие взрослые те ребята, кому я пришёл на смену. Они говорят на русском, но на непонятном мне языке, в котором много монгольских слов и армейского сленга. Их движения выверены и создаётся впечатление, что в отличие от нас новобранцев, они чётко видят свое место в строю. Форма сидит на них, как влитая, и они точно знают, что и когда должны делать.
Вторично это чувство пришло ко мне через два года. Тогда я двадцатилетний старший сержант казался себе намного старше тех, кто пришёл мне на смену, а ведь многие из них были моими ровесниками, а встречались среди новобранцев ребята и старше меня. Чем же я был старше их? Двумя годами пребывания в Монголии?
В одной из стройбатовских частей услышал незамысловатую солдатскую песню:
Век XX – век великий, доверяет всюду нам:
Строим ГОК мы в Эрдэнэте, а в Союзе строим БАМ.
И действительно, исполняя свой воинский долг в Монголии, мы строили, «учились военному делу настоящим образом», укрепляли монголо-китайскую границу, готовились защищать эту страну от внешних врагов и… мечтали скорее уехать из Монголии. Нас подсознательно объединяло чувство, что мы причастны к чему-то очень большому и важному. Может быть, это и формировало наше мировоззрение, отношение к службе и жизни. И сегодня, хоть и с запозданием, я хочу сказать: «Спасибо тебе, Монголия, и спасибо всем, кто был в те годы рядом со мной». И пусть сегодня мы живём далеко от монгольских степей, но Новый год я всегда отмечаю сначала по уланбаторскому времени, потом по тюменскому и только затем под звон московских курантов. Баяртай – до свидания, до встречи, Монголия!
Старший сержант Пётр Колесников
Улан-Батор
В.ч. п/п 25990