Баганур. Это слово недавно появилось на карте Монголии. Здесь с помощью Советского Союза разрабатывается крупнейший в стране угольный разрез, мощность которого в полтора раза превышает всю добычу угля в МНР в настоящее время.
Рассказывает бригадир интернациональной бригады каменщиков А. Шепелев. Только я приехал из Союза, вещи оставил в общежитии, оформился, и прямо тут же мне выходить во вторую смену. Дают мне сразу бригаду монгольскую и первое задание — подготовить под фундамент траншею. Пришел в «свою» бригаду, представился, и не знаю, как начинать,— иностранцы же... Они на меня смотрят, я на них. Переводчик спрашивает: «Откуда?» — «Из Ставрополя»,— говорю. Слово за слово, давай они меня расспрашивать, что да как. Сами сидят слушают. Сначала запинался я, а потом как пошло! Они же о чем спрашивали: кто мать с отцом, где учился, работал, чем вечерами занимался? В общем, самые простые человеческие вещи. Потом я глядь — уже девять часов. Это сколько же мы проговорили?! Меня, знаете, как водой окатило: первое ведь задание! А траншея была приличной. «Ребята,— говорю,— траншея-то!» — и за лом схватился, а он отскакивает от земли, как от камня,— промерзла вся. «Не волнуйся,— успокаивают они,— мы ее мигом выкопаем!» Костер развели по периметру и так врезали, что точно к концу смены успели. Вот так я первый день отработал в Монголии.
Все это Леша Шепелев рассказал мне потом. А сначала, когда мы, изрядно попетляв на «газике» по огромной территории Баганурского комбината между строящихся корпусов, труб, котлованов, подъехали наконец к стройплощадке, бригадиру было не до интервью.
— Подождите немного, нам до обеда нужно раствор уложить,— сказал он мне и, наскоро познакомив с бригадой, ушел в пустой проем двери.
На участке пятеро советских специалистов и восемь монгольских строителей. Вон те двое, укладывающие бетон на втором этаже,— Слава Якубовский и Ангалан. Гена Титов с Ганхуангом перетягивали повыше шнур, Лёша Сто-роженко и Батжаргон загружали поддон кирпичами, Ангалан мешал раствор, Гамыдарь подавал его прямо на стенку и медленно проводил лопатой, оставляя ровный слой, Галсан и Яджа стояли на кладке. Особенно сработанно двигался дуэт: Вася Гребченко, здоровенный, едва вмещающийся в робу, и тонкий, высокий Монхоо в зимней шапке и темно-синем дэли.
Отточенными движениями мастерки врезались в загустевавший раствор, кирпичи застывали на точно отведенном им месте, стены не торопясь росли навечно. Каждый из бригады был занят своим делом и, казалось, не замечал других, но, как в отлаженном механизме, был осмысленно и необходимо связан со всеми. Из общего ритма, казалось, выпадал только бригадир. Он то прикидывал глазом свежую стенку, то командовал крановщику, куда подбросить кирпич или раствор, то хватался за мастерок и зачинал сложный угол, то помогал бетонить перемычку. Он проскальзывал в безостановочно работающий механизм несуетливо, не нарушая, а только уплотняя и поддерживая ритм его работы.
Со стены, куда я забрался, было видно, как среди степи, изрытой ямами, перечерченной трубами, два недостроенных шепелевских дома жались друг к другу. На залитом солнцем неоглядном пространстве гулял крепкий, холодный ветер.
— Здесь вокзал будет баганурский, прямая ветка от Улан-Батора, это дом для железнодорожников,— сказал мне Шепелев, когда бригада собралась на обед и мы шли с ним вместе к автобусу.
Каска надета на зимнюю шапку. Сквозь задубелую кожу проступает румянец. Глаза тихие, голубые. Идет неторопливо, но широко и твердо, почти не двигая тяжело обвисшими руками. «Подкатывает» уже к тридцати пяти. Член партии, двое детей, жена хорошая, и здесь он уже пять лет. Строил Эрдэнэт.
В автобусе говорить пришлось больше мне: Леша Стороженко спросил о прошедшей Олимпиаде, и все ждали, что я расскажу еще что-нибудь о Москве, которую они не видели уже давно. Монгольские парни слушали и молчали.
Шепелев. Это они при тебе молчат, стесняются, а так обычно весело у нас, пока на обед и с обеда едем, да и на работе. Правда, заработаются когда, ничего им не надо, ни попить, ни перекура — только поют по-своему, протяжно так. Не позови, не остановятся. Мы как привыкли — на ладони плюнул и пошел, только мастерки мелькают, но потом перекур. А монголов не остановишь. Я через это понял, какие они. У нас ведь как — поля. Выйдешь, на лугах туман утром стелется, но за полем — перелески. Подошел к березкам, отдохнул, и снова вперед. А у них степь бесконечная, не останавливайся, иначе ее не переехать никогда. Такое у меня объяснение, почему они так работают. В полтора раза норму перекрывают, а ведь полгода назад первый раз мастерок в руки взяли.
Рассказывает бригадир интернациональной бригады плотников-бетонщиков Н. Лунев. Ничего нет удивительного в этом, в нашей бригаде ребята-монголы и по двести процентов дают, а дело посложнее — мы столяры-бетонщики, любой строитель понимает, что это значит. Я думаю, еще одна причина есть, почему они так работают: время у них такое. Документальные фильмы видели про Магнитку нашу, про Донбасс? Лица там мелькают, фигурки передвигаются, знаете, в убыстренном темпе. Посмотрел я за этот год, что в Монголии, на здешнюю жизнь и понял, что в фильмах этих было за лицами на экране. Когда такое ускорение в народе, его ничем не остановишь. Как мы тогда — и экономику построили, и войну выстояли. И дело тут не в процентах — сто или двести — как их пересчитать на самого человека? Ведь он недавно совсем ничего, кроме юрты, коня и степи, не видел. В бригаде среди восьми монголов есть и такие. Помогаем им потихоньку, смотришь, парень вырос, специальность получил. А специальность всегда возвышает, особенно если по душе и если овладел ею.
Бригада Лунева готовила опалубку. Тут никакого ритма не улавливалось. Невысокий загорелый Хайсан отпиливал доски, Валера Ткаченко и Ханад подтаскивали заготовки, остальные сбивали опалубку. Готовую аккуратно составляли к забору. И надо было мне вставить насчет ритма в работе шепе-левской бригады. Коля Лунев даже взвился: «Я ж вам говорю, что одно дело кирпичи складывать — хватай побольше, кидай подальше, а наше дело ума требует!» Луневская бригада работает рывками, иначе нельзя: привезут бетон — работа, нет машины — на опалубку. Потом я заехал в один из корпусов комбината, где Леша Родионов, Сухэбатор, Сурэнжав и Басанжав из луневской бригады бетонили пол. При мне подошел самосвал, но, пока я готовил фотоаппарат, они уже разбросали оплывавшую массу бетона.
Рассказывает Алтангэрэл, первый секретарь Баганурского райкома ревсомола. Эти две бригады — луневская и шепелевская — у нас все время за первое место сражаются. И такие — интернациональные—у нас не только бригады, но и экипажи экскаваторов, водителей БелАЗов. Все у нас на стройке интернациональное.
(Говорит увлекаясь. Порывисто-стройный, жилистый, резкие движения, суженные умные глаза с морщинками. Говорит по-русски с акцентом, но неожиданно привычные, даже подзабытые, в московской разговорной стихии словечки из студенческого быта. Пишет летопись Баганура, прячет толстую тетрадь в столе под замком.)
Здесь ведь совсем недавно пустое место было, а сейчас целый город, почти десять тысяч жителей, уже четыре коренных баганурца появились — родились тут. Рабочие комиссии приняли уже около двухсот объектов, дома какие стоят! В общем, город растет. Уже действует пробный разрез. Но его пятьсот тысяч тонн угля в год — это капля по сравнению с тем, что Баганур будет давать в 1985 году,— 6 миллионов тонн!
У нас до революции грамотных-то было всего один процент, а сейчас каждый четвертый монгол учится. В юртах телевизоры переносные, техника самая современная. Но меня лично больше интересует вот что: ведь человек преображается стремительно, как он такой прыжок выдержит, что изменится в нем? В суете, бывает, не до этого, я среди наших ревсомольцев весь день кручусь, а вечером сижу в райкоме один и думаю: как меняются люди! Такого сочетания, чтобы сразу и наше исконное и совсем непривычное для нас, я нигде не видел. Это самое интересное.
Вот так. Каково теперь нашим баганурским ребятам, я прекрасно понимаю. Ведь в степи ты сам себе хозяин: хочешь — скачи куда глаза глядят, хочешь — пой, хочешь — отдохни. У нас тут в первое время целая проблема была — разбудить всех одновременно к началу работы. Конечно, они и раньше с зарей вставали. Тут другое: очень трудно привыкнуть к самой регламентации времени: в восемь работа, в час обед. Непросто чабану сразу строителем стать, тем более что (десь ведь не учебные классы: сразу дело нужно делать, да еще такое огромное. Они же совсем молодые еще, наши ребята-строители, жизнь только-только начинается. Как человеком, мастером стать? У каждого нашего работника есть советский наставник. И наши ребята поразительно быстро научились работать, это все говорят. Но это еще не все: мы на конференции ревсомольской районной постановили, что учиться надо не только профессии: весь ваш огромный опыт нам нужен, все буквально, как отдыхает человек, как одевается, что читает, чем интересуется. Вы шагнули так далеко и быстро, что не учиться у вас просто нельзя. Я сам видел, парень знакомый, на БелАЗе работает, вместе с напарником своим по экипажу — советским водителем — костюм пришел себе покупать, долго выбирали... Или вот придумали мы дни русской кухни, украинской и т.д. А потом наши бузы готовим, или бухэльмах,— это мясо по-монгольски. Танцы совместные устраиваем, вечера разные. Ведь социализм и все, что нас объединяет, с самых маленьких вещей начинается.
Я тоже в аймаке родился, вместе с отцом отары пас. Школу закончил хорошо, послали меня к вам в Донецк, в горный институт. Не поверите, спать не мог, почернел весь. Встану ночью, в окно общежития гляну — все чужое. Думаю, хоть на минуту бы в степь выйти, нашего воздуха вдохнуть. Спать не мог: кровать мягкая, проваливается. Ребята догадались потом под сетку доску подсунуть. На вечер, помню, пошел первый раз. Жмусь у стенки, меня, конечно, утянули танцевать, а через полчаса так от музыки одурел, едва до своей комнаты добрался. Танцы хорошие были у нас в общежитии...
Шепелев. Честно говоря, я здесь иначе относиться стал ко всему, понял себя иначе. Раньше в Ставропольстрое работал как все. Грамоты получал. Здесь все другое. Здесь на тебя смотрят не только как ты работаешь, но и как со своими детьми разговариваешь, как с женой вечером погулять идешь. Смотрят и о нашей жизни там, в Союзе, судят.
Я вот иду утром на работу — каждый день Баганур на глазах меняется, стены растут, трубы новые. Но мы здесь больше делаем, чем просто строим. И привыкли уже — как будто дома. Кирпич тот же, мастерок, ребята свои. Рядом кладет стенку, не чувствуешь разницы, кто монгол, кто русский. И все равно гордость какая-то, что ты из Союза.
Лунев. Если хотите знать, монголы кому угодно фору дадут — в работе, например. Подучится только — и пошел, не угонишься. В них есть какая-то незаметная, скрытая сила. Наш Хайсан, например. Вы его видели — бетонщик, маленький, коренастый такой, а в ше-пелевской бригаде Вася Гребченко, вы его тоже видели, он запросто шпалу поднимает и в костер кладет. Пришел он как-то к нам: опалубку им надо было поставить. Стали мы уговаривать его побороться с Хайсаном. Вася предлагает — давайте уж сразу всей бригадой, по одному возиться не хочется. Уговорили-таки на одного, наш Хайсан вмиг его одолел...
Монголы просто другие. Не хуже, не лучше, чем мы, просто другие. И это хорошо, какая сила получится, если соединить все наше и все их воедино. Посмотрите, как Баганур растет. Я чем больше работаю, тем больше своих ребят уважаю. У них сила огромная внутри, главное, ее раскрыть. В этом ведь смысл социализма — просто помочь стать народу таким, какой он есть. Мне кажется, мы здесь для этого и работаем.
Алтангэрэль. Вы спросите меня, что здесь сделали монголы, что советские — я не знаю. Все вместе, все сообща. Один план у нас, одно общее дело. И мероприятия обязательно и комсомольские и ревсомольские, праздники общие, конкурсы «Лучший по профессии», совместные обязательства повышенные брали и к XXVI съезду КПСС, и к XVIII съезду МНРП. Видели наш город — вокруг степь, ни деревца. Так мы вместе с комсомолом решили— здесь будет город-сад. Как у вас по Маяковскому. Заложили питомник. Огромный. Деревья скоро свои подрастут. Приезжайте года через три — не узнаете этих мест. Все будет в зелени, а за городом водоем устроим.
Город наш встает невероятно быстро потому — это главное,— что мы вместе. Вот недавно мы монтаж огромного — у него в ковш машина входит — шагающего экскаватора завершили. По всем нормам для этого два года требуется. Здесь, в Багануре, советским и монгольским специалистам потребовался всего год. Это в вашем народе есть — взяться вот так вместе и не делить: это мое, это твое. Дело ведь общее. Мы привыкли говорить красивые слова о социализме, а за ними вот она— жизнь. Самому это не всегда так хорошо понятно. Или, например, что значит «человек человеку друг»? Этого мало, лучше сказать — брат. Я-то знаю, что это такое. Хотя бы по своим ребятам из группы знаю. Помогали они мне во всем, сколько занимались вместе. Ребята у нас в группе были... Сейчас они кто в Донбассе, кто где. Передать бы им привет от меня прямо через «Ровесник», может, прочитают...
Вот если бы приехали они сюда, в наш город. Увидели бы, какой он. У нас здесь новая жизнь, новая Монголия. Сколько писем получаем со всех концов с просьбой принять, сколько людей сразу приезжают, целые классы. Все рвутся к жизни настоящей, хотят построить эту жизнь. Я очень хочу, чтобы вы поняли это в моем народе, как он изменился, какие силы в нем пробудились. Вот полет в космос нашего космонавта: это ведь для вас стало почти привычным — космос уже освоен. Но для нас это как прорыв в будущее. Самая дерзновенная мечта была у арата— забраться в горы, а тут — такое небо!
Шепелев. Когда о полете совместном услышали, друг друга поздравляли, конечно. Но ребята-монголы, кстати, и виду не подали. Только врезали в таком темпе, что не угнаться. Это надо знать монголов, это у них радость так прояв ляется: внешне ничего, зато внутри клокочет.
Лунев. А мы сразу космонавтов в свою бригаду зачислили. А что? Коллективы у ''ВС одинаковые, интернациональные, только они на нас в космосе работают, а мы на них тут. Разделение труда.
Когда мы еще только подъезжали к Багануру, степь оборвалась так неожиданно, что корпуса заводов, башни и стрелы огромных кранов, появившиеся вдруг впереди на фоне далеких гор, показались мне миражем, возникшим ниоткуда. Но теперь, уезжая из Баганура, познакомившись с его строителями, я знал, какая сила преобразила эту степь.
Журнал "Ровесник" 1981-11.